– Арестована Застрой-Копыто: сношение с Пэхоо, поджог чердака; Гужеро с Домардэном прислал ей валюту.
И ножка проюркала:
– Ставка – за нами!
Морщинки, – три, – плакали. Красный квадрат подбородка – под ухо; и жилы, – две, – выпыжились; и пан Ян, не герой, содрогнулся: вот клоп!
– С нею виделись?
– Вам что за дело?
Сказать не сказать.
– Булдуков – моет руки, – уклончиво.
– Мы – тоже вымоем: кровью.
Они посопели.
– По-моему, – очная ставка: в присутствии Ставки; пока за бока князя – вы; я, пока, – за бока: Булдукова; выписываю Жюливора, – раз!
Корпус сломал.
– Сослепецкого – от Алексеева: два!
И морщинками в черно-лиловый ковер он безглазо уставился, соображая, —
– что —
...– Жюль Жюливор в Хапаранде сидит с Каконасним, словако-хорватом, иль сербо-мадьяром; и там перлюстрирует корреспонденцию; Цивилизац, бывший главный заведующий предприятия «Дом Посейдон» (Сухум, фрукты), отсюда, —
– чрез Жонничку, горничную мадам Фразы, отличнейшим способом их обо всем орьенти-рует; —
– Фраза, любовница Петера Бакена, – с Эммой Экземой, —
– а с Эммой
Экземою —
– он!
Это сообразив:
– Ну, – пока…
Сверт; и мимо зеркал – за портьеру: в наляпанный бархат малиновых бабочек.
Ян Пшевжепанский с гадливой иронией думал, что – тот же все, в тех же бегах —
– по Москве, —
– по Парижу, —
– по Лондону, —
– в том же своем котелке, цвета воронова; с тем же самым портфелем тугим, цвета воронова, вылетал и влетал он (во все учрежденья), везде и нигде, принимая участие видное, часто невидимое, из-за пыли, им поднятой, точно за пыльным ковром, выбиваемым палкою: хлоп – Протопопов; хлоп – князь!
Не отхлопавши акт исторический, новый отхлопывал, вовсе не видясь, как маленький клопик; прекрасная, сине-зеленая комната эта; —
– вся, —
– вся, —
– проклопеет!
____________________
Последняя ставка, – да это же царская Ставка: хлоп! С нею история, как от пинка ноги – хлоп!
Капитан, не герой, – задрожал: как рыдван опрокинутый, перегрохотнуло громадное тело России —
– за Минском, за Пинском!
____________________
Пыхтя, —
– передергиваясь, —
– крепким деревом кракая, фыркая дымом, землей, – над окопом покачивалась тупоносая танка; бетон, как стекло, разбиваясь на дрызги дивизий, дрежжал, режа воздух над черным перением шлемов железных!
Как тощая стая собак, хвост поджавших, вдали, – пулеметы оттявкали; воздух высвистывал тихою пулею; не то – зефиры, не то – визг разбитых дивизий…
____________________
Пан Ян, не герой, успокойтесь же: это – за окнами, в окна, —
– бряцало, бабацало, цокало, кокало!
Конница!
Кока, корнет, перед нею прококал конем гнедо-розовым: из ночи в ночь.
Молкнет речь; молкнет Русь: молкнет ночь – в шелестениях поля несжатого…
Точно последняя ставка, там поезд, из морока черного ясными окнами мокрых вагонов сверкнув, в черный морок летел, к царской Ставке – за ставку: туда, где блистали, трясясь световыми лучами, прожекторы, пересекаясь, взлетев и пав ниц, чтобы вылизать светом полоску травинок: —
– рр —
– ррырр —
– рр —
– приятно порывкивая, морок ухал: орудие дальнее; и уже ближе, взблеснувши, рванулося все, что ни есть, молниеносно ударивши в ухо, как палкою: тяжелобойное! Перст световой показал на поля; поле – затарарыкало, плюнув свинцом: пулеметы!
Сквозь них, как раздеры материи шелковой – ppp – оры – роты – из проволочных заграждений.
И – «бац»: отблистало; и – «бац»; все – затихло: нет роты; а в том самом месте, – те же оры и дёры: туда прошел полк.
____________________
Из купе (первый класс) – треск отрывистых фраз:
– Рузский.
– Штюрмер.
– Тох-тох, – грохотало: и ясные окна летели из моро-ков.
– Списочек.
– Жак Вошенвайс… Неразборчиво что-то… Цецерко… Цецерко…
– «Кинталь?»
– Немцы… Тоже – профессор Коробкин.
– Тох! —
– Окна вагонные, врезавши мрак улепетывали: мост!
– Лейпцигская ориентация: перепродажа открытия с ведома изобретателя, или… без ведома.
– Выяснить.
– Изобретатель – больной.
– Если не симуляция.
– А экспертиза?
– Рассказывайте: все возможно… Всего вероятней: Цецерко-Пукиерко, выкрав открытие, скрылся, когда слух в союзную прессу прошел.
«Цац-дза-зац» —
– буфера переталкивались: остановка, огни; из них – ветер выплескивал, – песенкой:
Наш солдатик, – шагом марш!
До Карпат: от Торчина…
Шел, а рожа – скорчена.
И – опять же: «шагом марш» –
От Карпат: до Торчина.
Защищали царский трон
Мы, а наши олухи –
Раздавали в эскадрон
Вместо пушек и патрон
Палки да… подсолнухи.
Брудер, брудер, – вас ист дас?
Как залопалися враз
Бомбы красным отброском:
Продавали оптом нас
Под Ново-Георгьевском.
«Тох» – и —
– ясными окнами темных
и мокрых вагонов —
– сверкнув, —
– в черный морок экспресс несся дальше: из черного морока: из царской Ставки – в Москву!
Третий, четвертый класс!
Все – солдатня; лом тел в стены: ни взлезешь, ни вылезешь; кто-то порты менял; тихий мужик из Смоленска сидел с перевязанною бородою и с клеткой, поставленной в ноги; достав конопляное семя, украдкой щегла кормил с кряхтом.
– Толичество…
– Что?
– Да калек.
– Надо прямо сказать, что избой – мировой!
Но брань сдавливалась, поднимаясь от брюха поджатого иком пустым.
– Поле упротопопили!
Поле телом посейчас,
Точно скатерть, стелено:
Порадела, знать, за нас
Вырубова-фрелина.